АВТОРЛИТ
В доме 15/1 на углу площади Борьбы и улицы Образцова 45 лет жил поэт Давид Самойлов.
А в Москве — допотопный трамвай,
Где прицепом — старинная конка.
А над Екатерининским —грай.
Всё впечаталось в память ребёнка!
*Давид Само́йлов (авторский псевдоним, наст. имя — Дави́д Самуи́лович Ка́уфман;)
Родился Давид Самойлов 1 июня 1920 года в Москве.
Его отец был врачом, участником Первой мировой и Гражданской войн, в годы Отечественной войны работал в тыловом госпитале. Образы родителей присутствуют в стихах Самойлова (Выезд, Двор моего детства и др.); воспоминания детства отразились в автобиографической прозе конца 1970-х – начала 1980-х годов (Дом, Квартира, Сны об отце, Из дневника восьмого класса и др.).
Автор этих и множества других строк об улицах, по которым мы ходим каждый день, —Сущёвской, Трифоновской,Сухаревской, Мещанской —поэт Давид Самойлов, который прожил в доме на пересечении площади Борьбы и улицы Образцова немногим меньше полувека.Семья — папа врач, мама переводчица и маленький Дэзик— так потом поэта всю жизнь звали его друзья — въехали в четырёхкомнатную квартиру на 6-м этаже в 1922 году,
Дом своим строением напоминал океанский корабль, носом врезавшийся в шумящий деревьями сад Туберкулёзного института, — вспоминал Давид Самойлов (книга «Перебирая наши даты» вышла в 2000 году, через 10 лет после смерти поэта). — Он как бы плыл по зелёным или жёлтым колеблющимся волнам листвы, по волнообразным кронам старинного сада, возвышаяснад самыми высокими деревьями» Учился Дэзик в 204-й школе на Сущёвке. Ныне это центр образования №1414, а тогда —Опытная школа №1 Наркомата просвещения имени Горького. Его одноклассниками были будущий драматург и сценарист Исаак Нусинов, автор и героиня книги «Подстрочник» Лилиана Лунгина (тогда Маркович),Анатолий Черняев, который станет помощником Михаила Горбачёва.
В 38-м году они окончили школу и все вместе поступили в ИФЛИ— Институт философии, литературы, истории. Ездить было недалеко, он располагался в Сокольниках в новом тогда здании на Ростокинском пр., 13, теперь сюда приезжают на сессии заочники МГЛУ — Московского иняза. Отсюда, из дома на площади Борьбы Давид был призван на трудовой фронт — под Вязьму копать окопы. Потом болезнь, эвакуация — и фронт. Закончил войну в Берлине .Домой, на площадь Борьбы, поэт вернулся в 45-м. Женился.В 53-м году родился сын Александр.
Вот как он вспоминает родную квартиру в книге «Ключик. Учебник по географии моего детства». «В нашей квартире буфет был центр и божок. Столь огромный, что словно создание архитектуры, а не мебель. …Он высился в комнате, занимая большую её часть, как король предметов и наставник людей. Он, словно сфинкс, озадачивал нас вопросами по домостроению. На неверные наши ответы буфет отвечал слегка презрительным молчанием. Однако был терпелив и упорно ждал годы, пока новая жизнь обретёт формы и обзаведётся бытом. Казалось, он готов был ждать вечность, пока наконец разумно заполнится каждая его сокровенная ёмкость» .
*Александр Давыдов, сын поэта Давида Самойлова, откровенно сказал о своем папе: "Остроумие, мудрость, глубина, гусарство и образованность. Это пушкинская модель поэта, очень обаятельная и привлекательная". Пушкинская именно. Недаром Самойлов высоко оценил поэтический дар Володи Высоцкого.
С началом «оттепели», к концу 50-х, квартира на площади Борьбы (поэт говорил — борьбы с самим собой) стала творческим клубом. Здесь бывали поэты, артисты, техническая интеллигенция. С началом застоя, в середине 60-х, встречи прекратились.
В 67-м году поэт уехал в подмосковную деревню Опалиха. Последние годы провёл в Пярну, где и похоронен. Нет, квартиры в Москве потом у него ещё были — в писательском кооперативе на Красноармейской, на Пролетарском проспекте, после этого — в Астраханском переулке. Но дома —океанского корабля больше не было. Отсюда
"И ВСЕХ, КОГО ЛЮБИЛ"Дом Самойлова располагался на улице Тооминга, в прекрасном, тихом и зеленом месте — десять минут до моря, пятнадцать — до центра. Окна кабинета выходили в сад, за забором стоял дом, комнату в котором каждое лето снимал известный скрипач Виктор Пикайзен. Д.С. отмечал удобное соседство — не надо было ехать в Москву, чтобы наслаждаться классической музыкой, которую он очень любил. Иногда притворно удивлялся, что после концертов, которые музыкант порой давал в городской ратуше, он скромно ужинает кефиром с булочкой и потом сам себе еще играет на ночь на скрипочке. "Ему, оказывается, все мало!" — умиляясь, восклицал Д.С.
Напротив, через дорогу, стоял другой обычный, ничем не примечательный деревянный дом, в котором всегда останавливалась другая мировая знаменитость — Давид Ойстрах. О чем свидетельствовала мемориальная доска, на которой это было запечатлено. Самойлов шутил: "Когда помру, нашу Тооминга переименуют в улицу "Двух Давидов". И после паузы добавлял: "Чтоб никому обидно не было!" Улицу, кстати, пярнуские власти в честь людей, прославивших их город, так до сего времени и не переименовали.
Когда же в Пярну наведывался Юлик Ким, на Тооминга он всегда приходил с гитарой, к которой относился бережно и трепетно, как к любимой женщине. Когда он расчехлял ее, мне думалось, что именно так он раздевает любимую.
Д.С. говорил: "Если хочешь что-то спеть, то спой мне песни лирицкие и худозственные, а палитицких не надо".
Эту классификацию поэтических жанров он услышал на заре своей переводческой деятельности от одного акына. Акын делил все стихи "на палитицкий, лирицкий и худозственные". Молодой Самойлов, только начинавший свою профессиональную переводческую деятельность, такой классификацией восхитился и запомнил на всю жизнь. Д.С., вторя вслед за акыном, повторил Юлику: "Спой худозственные". Потому как "крамольных" песен Кима он не любил. Относил их к разряду "палитицких". Юлик медленно раздевал свою гитару, настраивал и начинал петь.
После того как Ким исполнил одну из своих "худозственных"" песен, все сели за обеденный стол. За столом Д.С. говорил, что у русского человека есть одновременно два противоположных стремления: остаться дома, на месте, у истоков, и удрать неизвестно куда и поселиться неизвестно где.
Убеждал, что в России было пять истинных умов. Пушкин — ум эстетический, Герцен — гражданский, Достоевский — ум духовный, Толстой — нравственный и Ленин — ум политический. Мы пытались с Кимом втянуть Д.С. в дискуссию — а как же Тютчев, он что, ум не эстетический? А у Салтыкова-Щедрина не гражданский ли ум будет? А Троцкого со Сталиным куда отнести? Но Самойлов твердо стоял на своем и упорно повторял — пять. Спорить больше не хотелось, мы обдумывали мысль Д.С. и в конце концов признали ее верной. Потому что Д.С. говорил о самых значащих личностях в России.